Персидский поход 1722-1723 гг.



Марш на Дербент

  5 августа, оставив в ретраншементе полторы тысячи больных под охраной трёхсот солдат и 1 500 казаков, армия двинулась на юг вдоль побережья моря. Сам государь император изволил ехать верхом перед гвардией. На подходе к реке Сулак к армии присоединились украинские казаки во главе с миргородским полковником Даниилом Апостолом. Неглубокий Сулак оказался трудным для переправы из-за илистого дна. Опять пришлось задержаться — готовить плоты и паромы. В лагерь прибыл крупнейший владетель Северного Дагестана1 — тарковский шамхал Адиль-Гирей. На следующий день он был принят Петром и передал войскам 616 быков с повозками-арбами, а царю подарил трёх персидских лошадей. Следом явились костековский и аксаевский владетели.

  Несколько дней войска и «тягости» переправлялись через Сулак. «Сия переправа зело трудна была, ибо только люди, артиллерия, амуниция провиант и рухлядь [были на плотах], а лошади, волы и верблюды, телеги и коляски вплавь все; а и люди до пояса раздеты были ради разлития реки… чего для до паромов доходить посуху было невозможно, также на камышовых плотах для мокроты оных едва не по пояс люди стояли», — записал в походном журнале сам Пётр I.

Виды Исфагана
Виды Исфагана.
Гравюры по рис. К. де Брёйна (Бруина). 1704 г.

  11 августа начался марш по безводнон местности (именно в этих краях спустя почти 150 лет снимался знаменитый советский «истерн» «Белое солнце пустыни»). Люди шамхала вырыли на пути следования армии десяток колодцев, однако, как отметил император, воды в них оказывалось «зело мало и вода мутная, и тако армея почитай сутки была вся [без воды], понеже мало её получали». Капитан Питер Брюс рассказывал, как мучила его жара, как гибли от отсутствия фуража и непривычного подножного корма лошади. Попытки найти пастбище заканчивались потерей скота, который угоняло местное население; Брюс таким образом лишился трёх коней. Государь не давал офицерам расслабляться: заметив, что не все они возглавляют свои команды, а оружие везут в повозках, он приказал виновным маршировать пешком по жаре с четырьмя ружьями на плечах.

  13 августа Пётр посетил резиденцию шамхала в Тарках, где получил от хозяина в подарок «серого аргамака» с окованным золотом седлом и отдарился золотыми часами. Своё гостеприимство Адиль-Гирей оценил дорого — через два дня он письменно попросил передать ему «в надзирание» Дербент и Баку, «повсегодное» жалованье и семь деревень в «Мескурской земле» и Ширване, якобы пожалованных ему шахом.

  Подошедшие войска поставили памятник походу — пирамиду из камней: «носили всяк по одному камню, сколко солдат и людей в обозе ни было». Пока подтягивались все полки (драгуны Кропотова прибыли только 15 августа «пред полуднем»), прибывшие в Таркиде депутаты из Дербента заявили Петру, что получили его манифест «со удовольствием и покорным благодарением» и готовы принять русские войска. Император послал в Дербент подполковника Г. Наумова с командой из 271 солдата «для осмотрения пути, дабы в переправах продолжения в марше не было».

Виды Исфагана
Виды Исфагана.
Гравюры по рис. К. де Брёйна (Бруина). 1704 г.

  Встречи и подарки вовсе не означали подчинения местных феодалов российской власти. Указ «утемишского владения жителям» за подписью главнокомандующего генерал-адмирала Ф.М. Апраксина был написан лично императором: «Понеже все горские владелцы сами прибежали и протекции у моего государя просили и что потребно на войско его величества давали, а ваши салтаны по се время ничем не отозвались, того ради сим вам объявляетца, чтоб вы прислали старшин 5 или б человек для принятия указов, и когда сие учините, то вам никакого разорения не будет. Буде же преслушаете, то с вами яко с неприятели поступлено будет». Однако вместо «старшин» к вышедшим к реке Инчхе-озень русским частям явился обезображенный проводник-кумык, ранее вместе с есаулом Иваном Маневским и тремя казаками отправленный к утемишскому султану Махмуду. Он, по словам Питера Брюса, рассказал, что казаки «в его присутствии были преданы смерти жестоким и варварским образом; султан повелел ему передать государю, что с каждым из его людей, которые попадут в руки султана, будет сделано то же самое. Что касается же конференции (то есть встречи. — И.К.), то они готовы её иметь с саблями в руках».

  В тот же день русская армия была атакована войсками султана: «19-го показались татары со стороны гор, около 12 тысяч человек, и хотели исполнить свои угрозы; поскольку мы были начеку со времени возвращения проводника, армия немедленно стала под ружьё, не разбирая палатки, и его величество лично пошёл на врага со своей дивизией, которая состояла из шести батальонов, приказывая, чтобы только часть армии следовала за ним. После нашего приближения к подножию холма мы прилежно стреляли друг в друга без большого ущерба с обеих сторон, и поскольку они занимали высокую позицию, мы не могли использовать наши орудия. Император, поняв, что они держат дистанцию, не продвигаясь к нам, приказал, чтобы драгуны и казаки прошли вокруг и напали на них из-за холма, что они и сделали незамедлительно. Когда они поднялись на холм, мы видели их, но они не были обнаружены врагом, пока не оказались у них за спиной; последовала большая резня, и татары побежали как можно быстрее, оставив на месте между шестисот и семисот мёртвых тел; сорок было взято в плен. Среди них было несколько знатных персон и их магометанский священник, который был из главных предводителей и не только советовал, но и собственными руками совершил ужасное и жестокое убийство трёх казаков, разрезав их грудь, в то время как они были ещё живы, и вырвав сердца, — их высохшие тела нашли посаженными на колья около дворца султана наши драгуны, которые преследовали врага до самых ворот и ворвались в них, предавая каждого встречного мечу».

  Об этом столкновении Пётр писал в Сенат: «…проводили его кавалериею и третьею частью пехоты до его жилища, отдавая контр визит, и, побыв там, для увеселения их сделали изо всего его владения феэрверк для утехи им (а имянно сожжено в одном его местечке, где он жил, с пятьсот дворов, кроме других деревень, которых по сторонам сожгли 6)». На этот раз государь был доволен — неприятель потерял 600 человек убитыми и 30 пленными; российские же потери составили пять драгунов и семь казаков.

План города Дербента
План города Дербента.
(РГВИА. Ф. 846. On. 16. № 1539. Л. 6а)

  Обеим сторонам пришлось познакомиться с иным противником и его представлениями о ведении войны. «Зело удивительно сии варвары бились: в обществе нимало не держались, но побежали, а партикулярно десператно бились, так что, покинув ружьё якобы отдаваясь в полон, кинжалами резались, и один во фрунт с саблею бросился, которого драгуны наши приняли на штыки», — отмечал в «походном журнале» Пётр. Когда же Ф.М. Апраксин спросил у захваченного в плен муллы, «как могли они отважиться атаковать столь многочисленную и регулярную армию, которая намного превосходила все силы, которые они могли выставить, и всю помощь, которую они могли бы ожидать от своих соседей; на это священник ответил, что они не боятся нашей пехоты, которая не способна догнать их в горах; так же и казаков, которых они обычно побеждали в былых случаях, но в замешательство их привели "синие мундиры" (драгуны) своим умением держать строй».

  На расспросы об убийстве посланных к султану казаков тот же мулла, по словам Брюса, «смело ответил, что поступил бы точно так же с каждым из наших людей, оказавшихся в его власти, чтобы отомстить за наше обращение с татарами в Андрееве (то есть при взятии Эндери. — И.К.), вождя которых мы предали постыдной казни и чьими друзьями и союзниками они являются. Кроме того, они — свободные люди и не будут покоряться никакому владыке на земле». Другой пленник, приведённый к палатке адмирала для допроса, не ответил ни на один из заданных ему вопросов. «Тогда, — вспоминает Брюс, — был отдан приказ раздеть и высечь его, но как только он получил первый удар плетью, то вырвал шпагу у офицера и побежал к адмиралу, которого он конечно бы убил, но двое часовых у палатки вонзили в него свои штыки. Даже падая, он пытался отнять ружьё у одного из часовых, и тот в борьбе потерял из руки кусок мяса, откушенный отчаянным парнем, который после этого был убит. В это время подошёл его величество, и адмирал сказал ему, что он, конечно, пришёл в эту страну, чтоб его сожрали бешеные собаки; за всю жизнь он ни разу так не испугался. Император ответил, улыбаясь, что если бы народ этой страны имел понятие о военном искусстве, ни одна нация не могла бы справиться с ним».

  21 августа в отместку за гибель казаков мулла был четвертован, остальные 19 пленных повешены; освободили лишь одного, которому отрезали уши и нос и послали к утемишскому султану с укорительным «плакатом» русского командования, гласившим, что Пётр I по прибытии с войсками указал, «дабы им по прежним универсалным ево императорского величества указом ни от кого никаких обид и разорений чинено не было», но в ответ на призыв явиться старшины «с великим и несказанным тиранством и противно закону алкорана их, которой повелевает присланным не чинить никакова ругателства и зла, поимав их, присланных, с великим мучением побили до смерти, учинили наругателство над телами их и взрезывали у них груди и без всякой притчины подняли оружие противу войск ево императорского величества, однако оные побеждены и несколко из них поймано». Горцев поставили в известность, что царь привык проявлять к пленным милость, но «сих токмо, которые ныне пойманы, за их тиранство, которое оне показали над посланными ево величеством, для отмщения невинной крови оных указал ево императорское величество яко злодеев казнить смертью, на что б смотря, другим таковым же впредь тако поступать повадно не было».

Проспект города Дербента
«Проспект города Дербента» и лагерь русской армии.
Из рукописи Ф.И. Соймонова «Экстракт журнала описания Каспийского моря»
(РГАДА. Ф. 181. On. 1. № 45. Л. 21 об.-22)

  Возможно, в других случаях инциденты удавалось вовремя улаживать; как гласила не сохранившаяся до нашего времени надпись на стене мечети в Карабудахкенте, местная община после одного из нападений на конный разъезд встретила отряд петровских драгун хлебом и солью и восстановила мир.

  Кайтагский уцмий Ахмед-хан не препятствовал проходу армии, однако и прибыть с выражением покорности не спешил. Но страдавшие от набегов лезгин жители Дербента и его окрестностей охотно впустили в город прибывшего 15 августа подполковника Наумова, и в это же время в море показалась русская эскадра капитана Карла фон Вердена. Дербентский наиб (правитель города) Имам Кули-бек договорился о сдаче города, к воротам которого был поставлен караул из русских солдат.

  23 августа армия подошла к древнему Дербенту, крепость которого с незапамятных времён контролировала единственную сухопутную дорогу в узком проходе между морем и горами. Наиб поднёс императору серебряный ключ от городских ворот, который тот положил в карман. Под грохот пушечного салюта и звуки «бусурманской музыки» русские войска продефилировали через город и расположились за его стенами в садах. В Дербенте Пётр I провёл три дня: осмотрел оборонительные стены и цитадель, наметил место для строительства гавани, посетил дом наиба и устроил пир у себя в шатре. Император был доволен приёмом и писал сенаторам: «…сии люди нелицемерною любовию приняли и так нам ради (то есть рады. — И.К.), как бы своих из осады выручили. Из Баки такие же письма имеем, как из сего города (Дербента. — И.К.) прежде приходу имели, того ради и гварнизон туда отправим, и тако в сих краях с помощию Божиею фут получили, чем вас поздравляем. Марш сей хотя недалёк, только зело труден от бескормицы лошадям и великих жаров».

  Упомянутое письмо из Баку пришло 22 августа; его жители приветствовали намерение царя «наказать разбойников», которые угрожали их городу, и одновременно изъявляли «повиновение и покорность такому справедливому императору» и намерение поддерживать с ним «дружеские отношения»; однако согласия на приём «гварнизона» в письме не было. Тем не менее в Баку был командирован унтер-лейтенант флота Осип Лунин с той же миссией, какую Наумов исполнял в Дербенте. Он повёз составленную П.А. Толстым грамоту, которой российский император объявлял, что будет «с нашею армеею маршировать к вашему городу Баке», и обещал бакинцам «покой и безопасение» от бунтовщиков.

Сдача г. Дербента
Сдача г. Дербента. Наиб города подносит городские ключи Петру I 23 августа 1723 года.
Рисунок XIX в.

  В Дербенте к Петру I явились посланцы табасаранского кади Рустема и кайтагского уцмия Ахмед-хана. Кади обращался с просьбой защитить его владения от Хаджи Дауда и Сурхай-хана, получил обещание, что русские войска будут их «в потребном случае от нападения на него неприятелей охранять». Шамхалу Адиль-Гирею Пётр пожаловал владения утемишского султана, но отказался удовлетворить его претензии на владение Баку, Дербентом и деревнями, а также выдать «взятых у вас невольников-христиан». Жителям Дербента была дарована свобода торговли в России. Уцмий, уверявший царя, что «вернее ево раба в здешних краях нет», и просивший «меня, раба своего, принять и яко верного содержать», получил задание приготовить для армии быков и повозки. Владелец Эндери Айдемир принёс повинную; его посадили под арест и повелели дать заложников-«аманатов», а также поставить «под драгуны» 500 лошадей. 26 августа состоялся торжественный молебен «за получение фута в сей земле»; на следующий день хозяйственный император уже потребовал «роспись дербентским деревням», по получении которой подсчитал, что с города и округи собирается доходов 10 180 рублей.

  28 августа государь приказал Апраксину выяснить, «как удобнее с так великою армеею дойтить в оба места, то есть в Шемаху и в Баку». Пётр планировал продвигаться и далее, возможно, до устья Куры, «если случай попустит»; об этих планах А.В. Макаров сообщал в Москву ещё 10 июля. Вышедшие 30 августа из Дербента войска стали лагерем на берегу реки Рубас (в документах её именовали «Миликенти» — по названию расположенного на ней селения Моллакент. — И.К.). Солдаты и офицеры быстро выстроили земляное укрепление — царь собирался в будущем оборудовать здесь удобную гавань. Ночной вой шакалов никого не пугал; войска готовились к продолжению похода, «во всей армии» ходил слух о марше в Грузию до Тифлиса.

  Но вскоре успехи сменились неприятностями. Военные в очередной раз не сумели распознать «ядовитую траву»: начался массовый падёж лошадей. Спешно построенные корабли оказались «ненадёжными». 4 августа Ф.М. Апраксин приказал капитану Вердену не посылать к Дербенту негодные суда, а отправлять провиант лишь на исправных. Но настоящие испытания только начинались. 25 августа корабли эскадры Вердена, стоявшие близ лагеря у Рубаса, разбило штормом; согласно донесению Апраксина, были потеряны десять ластовых судов и две тялки. Судя по рапорту от 29 августа, потери не были катастрофическими: удалось спасти, хотя и подмокшими, 5 289 из 6 384 кулей муки, находившихся на выброшенных на мель судах, но сами посудины пришлось пустить на дрова.

Низовая пристань
Низовая пристань.
Из рукописи Ф.И. Соймонова «Экстракт журнала описания Каспийского моря»
(РГАДА. Ф. 181. On. 1. №45. Л. 22 об.-23)

  Сохранившийся автограф поданного генерал-адмиралу Апраксину мнения Петра I от 29 августа показывает, что царь уже примирился с мыслью о необходимости продолжении кампании в 1723 году. Но он ещё верил, что при наличии запасов провианта на восемь месяцев часть армии может маршировать к Низовой2 и Баку, и рассчитывал, даже если доставить провиант не удастся, овладеть Низовой, а в Баку гарнизон отправить морем. На военном совете бригадир И.Ф. Барятинский и Дмитрий Кантемир выступили за марш к Баку по суше, но только после прибытия эскадры капитана 1-го ранга Ф. Вильбоа с провиантом. Остальные единодушно советовали государю остановить поход и в лучшем случае перевезти гарнизон в Баку на кораблях.

  Некоторые исследователи со ссылкой на турецких авторов указывают на прибытие в Дербент посланца турецкого султана, потребовавшего прекратить поход под угрозой войны. О появлении в лагере какого-то турецкого представителя указывал в мемуарах Питер Генри Брюс: «Наша армия была готова на следующий день двинуться, когда, к нашему удивлению, прибыл из Шемахи турецкий посланник (в оригинале — ambassador. — И.К.), сообщив императору, что они овладели городом и что это было сделано по приказу его повелителя (в оригинале — grand signor his master. — И.К.); что он прибыл выказать его величеству обиды Порты его продвижением в эти земли, более того, настоятельно просить его отвести войска, и если император откажется — объявить войну против России. Взвесив эти обстоятельства должным образом, его величество не счёл правильным продолжать поход, поскольку не желал в данных обстоятельствах разрыва с турками, особенно когда он находился с цветом своей армии так далеко от своей страны; поэтому он принял решение повернуть назад; так это место стало крайним пределом, на это время, нашей персидской экспедиции, и провинции, которые горячо ждали нашей помощи, впоследствии были принуждены перейти под покровительство турок».

  Имеющиеся в нашем распоряжении бумаги Кабинета Петра I и Коллегии иностранных дел, а также походные журналы императора не содержат информации о прибытии кого-либо из турецких официальных лиц и подобном ультиматуме; не поднималась эта тема и в мнениях генералитета на состоявшемся в лагере «консилиуме». Турецкие власти в Стамбуле только в конце сентября или в октябре получили точные сведения о походе, а отправленный в Россию посланник Нишли Мехмед-ага прибыл в Москву к началу 1723 года, о чём речь пойдёт ниже. Армейский офицер Брюс не имел отношения к дипломатическим делам и, скорее всего, передавал распространившиеся в войсках слухи. Однако едва ли его сообщение является выдумкой. Возможно, Брюс называл «посланником» кого-то из прибывавших с письмам: жителей Шемахи? В одном из них шемахинцы сообщали о получении царского манифеста и ходатайствовали об отправке к ним русского «везиря», но в то же время указывали, что город «уступлен» султану и «во оном турецкие знаки»; в другом послании (от имени Мухаммед Рахима и ещё тринадцати человек) просили выслушать его подателя, уполномоченной передать суть «на словах», и выдать им «охранный лист».

  Лукавый уцмий 31 августа известил, что приготовил было 600 арб и тысячу быков; но не может их отдать, поскольку русские «пожгли» 12 его деревень. Все ждали подхода эскадры Вильбоа. Однако едва она в составе семнадцати кораблей вышла из устья Волги в море, как «повредились все суда». Капитан-командор Мартин Гослер доносил, что «носы и кормы текли», а один корабль утонул; пришлось заново конопатить корпуса. 1 сентября Апраксин отправил Вильбоа приказ оставаться у острова Чеченя или Четырёхбугорного (последний ныне стал частью материка в дельте Волги), поскольку «мы с 5 числа сего месяца, ежели вы не будете, пойдём назад к тренжаменту, учинённому в Аграханском заливе». 4 сентября от капитана пришло известие, что его корабли, добравшиеся до Чеченя, «потекли». А 7 сентября транспорты были разбиты штормом и выброшены на мель. И здесь часть провианта удалось спасти, но армия лишилась поддержки с моря. Надежды на продолжение похода больше не было.

автор статьи И.В. Курукин
книга серии «Ратное дело» (2015)

назад      в оглавление      вперед

КОММЕНТАРИИ

1
До конца XVIII века Дагестан оставался раздробленным на мелкие государственные образования: на севере располагались Тарковское шамхальство, Эндиреевское, Аксаевское, Костековское, Буйнакское, Эрпелинское, Карабудахкентское владения, Мехтулинское ханство, а также Утемишское султанство. Помимо них имелись Кайтагское уцмийство, Табасаранское майсумство, владения кадия Табасарана, Дербентское, Аварское, Казикумухское ханства и более шести десятков союзов сельских обществ. Дагестанские владетели не раз отправляли посольства к русским царям, а те выдавали им жалованные грамоты как своим подданным. Одновременно эти же правители получали подарки от шахов и выставляли по их требованиям конные отряды, таким образом, находились в «опчем холопстве», то есть одновременно признавали себя вассалами Москвы и Исфахана.

2
Низовая (Низабад, ныне селение Ниязоба в Азербайджане) — пристань на западном побережья Каспийского моря, откуда шла караванная дорога на Шемаху.

Персидский поход 1722-1723 гг.

Поделиться: