Персидский поход 1722-1723 гг. «Некоторые суда к тому походу не поспели»

  Июльской ночью 1722 года на палубе корабля в Каспийском море Пётр I поделился планами с моряком и учёным Фёдором Соймоновым. «"Был ты в Астрабатском заливе?" И как я донёс: "Был", — на то изволил же сказать: "Знаешь ли, что от Астрабата до Балха и до Водокшана (Бадахшана в Афганистане. — И.К.) и на верблюдах только 12 дней ходу? А там во всей Бухарии средина всех восточных комерцей. И видишь ты горы? Вить и берег подле оных до самого Астрабата простирается. И тому пути никто помешать не может"».

Царь Петр I  Царь Петр I. 1720-е гг. Портрет работы Ж.-М. Натье (Музей Резиденции, Мюнхен)

  Глядя на свою флотилию с десантной армией, император мечтал о пути в Индию. В 1716 году на восточном побережье Каспийского моря была основана Красноводская крепость, а в следующем в пустыню отправилась шеститысячная экспедиция капитана гвардии Александра Черкасского. Ей предстояло «склонить» хивинского хана к дружбе с Россией и… перекрыть плотиной Амударью, чтобы с пользой для империи пустить её воды по древнему руслу в Каспийское море и «до Индии водяной путь сыскать». Правда, доплыть в Индию через горные хребты Центральной Азии было невозможно, но тогда никто в Европе об этом ещё не знал. Царь мечтал «повернуть» на Россию проходивший через Иран и Турцию древний караванный путь шёлковой торговли. Прикаспийские земли поставляли бы его империи некое «эзенгоутово дерево» для флота, нефть, медь, свинец, табак, вино, сухие фрукты, пряности и, главное, персидский шёлк. В устье Куры царь собирался «заложить большой купеческой город, в котором бы торги грузинцев, армян, персиян, яко в центре, соединялись и оттуда бы продолжались до Астрахани». Можно только удивляться размаху замыслов Петра: повернуть течение рек, проложить новый трансъевразийский путь с берегов Балтики в Индию; установить протекторат над Грузией и Арменией и всей Средней Азией, связав тамошних владетелей «союзными» договорами и учреждением при них гвардии из «российских людей».

  Отряд Черкасского в 1717 году был истреблён войском хивинского хана. Но неудача не остановила Петра. Побывавший в Иране в качестве посла в 1717-1718 годах Артемий Петрович Волынский прямо призывал царя устроить поход на Персию: «…хотя настоящая война наша нам и возбраняла б, однако, как я здешнюю слабость вижу, нам без всякого опасения начать можно, ибо не токмо целою армиею, но и малым корпусом великую часть к России присоединить без труда можно, к чему нынешнее время зело удобно». В 1715-1720 годах морские экспедиции описали восточный и западный берега Каспия, что сделало возможным составление первой точной карты этого моря, которую Пётр в феврале 1721 года отправил в Парижскую академию наук.

  В том же году победным миром для России закончилась Северная война, а соседний Иран оказался на грани распада — против бессильного шаха Султан Хусейна одна за другой поднимали восстания провинции. Годом ранее Пётр пожаловал назначенному астраханским губернатором Волынскому чин генерал-адъютанта и поручил ему координацию всей «персидской» политики на месте. Царь собственноручно дал ему указание об отправке в Шемаху офицера «бутто для торговых дел», а на деле затем, чтобы он «туда или назад едучи сухим путем от Шемахи верно осмотрел пути» и особенно «неудобной» участок возле Терков. Самому губернатору предписывалось поддерживать контакты с грузинским царём Вахтангом VI1, чтобы тот «в потребное время был надёжен нам», а также «при море зделать крепость» с «зелейным анбаром» (пороховым погребом. — И.К.) и «суды наскоро делать прямые морские и прочее всё, что надлежит к тому по малу под рукою готовить, дабы в случае ни за чем остановки не было, однако ж всё в великом секрете держать».

  В декабре 1720 года царь отменил последнее распоряжение — точнее, велел подождать со строительством «до предбудущего 1722 году», но зато потребовал от губернатора прислать «для пробы» образцы верблюжьей шерсти, «персидских кушаков» и «гилянских рогож». Кроме того, Петра интересовали иранские изюм и шафран, которые он предполагал сбывать в соседней Польше; царь, как опытный коммерсант, заметил, что стол польской шляхты не может обойтись без этих специй. Волынский же призывал Петра поддержать царя Вахтанга и послать ему пять-шесть тысяч российских солдат. Губернатор считал, что с таким подкреплением грузинам и при условии отправки российского «десанта в Персию тысячах в десяти или болше» Россия вполне могла получить приморский Дербент и богатую Шемаху.

Виды Исфагана
Виды Исфагана.
Гравюры по рис. К. де Брёйна (Бруина). 1704 г.

  Скоро появился и предлог для начала военных действий. Повстанцы Ширвана во главе с предводителем Хаджи Даудом (Дауд-беком) и казикумухским Сурхай-ханом совершали набеги на Ардебиль и Баку, угрожали Дербенту. Волынский в июне 1721 года обнадёжил «бунтовщика» Хаджи Дауда секретным известием, что российскому государю «не противно, что он с персианами воюет». Но иллюзий в отношении нового «приятеля» посол не питал: «Кажется мне, Дауд-бек ни к чему не потребен; посылал я к нему отсюда поручика (как я перед сим вашему величеству доносил), через которого ответствует ко мне, что конечно желает служить вашему величеству, однако ж, чтобы вы изволили прислать к нему свои войска и довольное число пушек, а он конечно отберёт городы от персиан, и которые ему удобны, те себе оставит (а именно Дербент и Шемаху), а также уступит вашему величеству кои по той стороне Куры реки до самой Гиспогани (Исфахана. — И.К.), чего в руках его никогда не будет, и тако хочет, чтоб ваших был труд, а его польза».

  В августе 1721 года повстанцы взяли Шемаху. Правитель провинции Гуссейн-хан был убит вместе с сотнями других горожан. При грабеже гостиных дворов русские купцы были «обнадёживаемы, что их грабить не будут, но потом ввечеру и к ним в гостиный двор напали»; некоторые торговцы были убиты, а все товары разграблены. По сведениям из «экстракта ис поданных доношений о том, коликое число было у купецких людей товаров в Шемахе и кого имяны», ущерб оценивался «на персицкие деньги 472 840 рублев на 29 алтын». Волынский послал в Шемаху переводчика Дмитрия Петричиса, но предводитель мятежников заявил тому, что о возмещении убытков «и думать не надобно, чтоб назад было отдано для того, что у них обычай в таких случаях: ежели кто что захватит, того назад взять невозможно»; якобы даже ему самому не удалось получить свою долю того награбленного имущества шахского наместника.

  «По намерению вашему к начинанию законнее сего уже нельзя и быть причины», — убеждал Волынский царя в донесении от 10 сентября 1721 года; такое вторжение, считал он, теперь будет выглядеть выступлением «не против персиян, но против неприятелей их и своих». Он призывал Петра выступить в поход следующим летом, поскольку, «что ранее изволите начать, то лутче, и труда будет менее». Напористый губернатор был уверен: «…невеликих войск сия война требует, ибо ваше величество уже изволите и сами видеть, что не люди — скоты воюют и разоряют». Он подсчитал, что судьбу операции решат максимум десять пехотных и четыре кавалерийских полка вместе с тремя тысячами казаков и «русской кураж и смелость». Успех гарантирован — «толко б были справная амуниция и довольное число провиянту».

  В то время так думал не только он. Консул Семён Аврамов в донесениях также рисовал картину разложения шахской армии, бессилия правительства, которое рассчитывало в борьбе с мятежниками только на помощь самих же горских князей и Вахтанга VI, и делал неутешительный прогноз: «Персидское государство вконец разоряется и пропадает».

  Зимой 1721/22 года был сформирован экспедиционный Низовой корпус; по указу Военной коллегии от 27 ноября 1721 года «за приписанием» Меншикова в него вошла половина личного состава двадцати армейских полков «финляндского корпуса» (начиная с капральств): 1-го и 2-го гренадерских, Воронежского Троицкого, Нижегородского, Московского, Санкт-Петербургского, Тобольского, Копорского, Галицкого, Шлиссельбургского, Казанского, Азовского, Сибирского, Псковского, Великолуцкого, Архангелогородского, Вологодского, Рязанского и Выборгского. Выделенные половины капральств объединялись в четыре роты, а последние составляли сводные батальоны, которые направлялись в Центральную Россию «ради облегчения здешних мест в квартирах». Помимо указанных двадцати батальонов пехоты к походу готовились Астраханский полк, половина Ингерманландского полка (в том числе все его гренадеры), по два батальона от обоих гвардейских полков (вместе с половиной всех гренадеров-семёновцев и бомбардирской ротой преображенцев) и семь драгунских полков (Московский, Архангелогородский, Рязанский, Ростовский, Астраханский, Новгородский и Казанский).

  В поволжских городах (Угличе, Твери, Ярославле, Нижнем Новгороде, Казани) силами местных плотников и солдат направленных сюда армейских батальонов развернулось строительство транспортных ластовых судов и «островских лодок» (вместимостью по 30-40 человек); такелаж и паруса для их оснащения брали с кораблей на Балтике. 12 апреля 1722 года М.А. Матюшкин докладывал Петру I из Твери о постройке двадцати семи ластовых судов. Бригадиры В.Я. Левашов в Угличе, И.Ф. Барятинский в Ярославле делали островские лодки силами находившихся в распоряжении каждого десяти батальонов солдат. Недостающие суда «отписывались» у владельцев. Заготавливались необходимые снаряжение (порох, боеприпасы, котлы, бочки для воды, ложки) и провиант (сухари, мука, вино, пиво, вяленая рыба, сбитень); главной тыловой базой стал Нижний Новгород. Для обслуживания судов с Балтийского флота было приказано взять соответствующее число «морских служителей». Пётр торопил с окончанием постройки и снаряжения флотилии, но корабли к сроку (началу мая) не поспевали, а потому с ведома государя отправлялись вниз по Волге без такелажа, «чтоб мочно дорогою доделать». Последние транспорты со всякими флотскими «припасами» вышли из Нижнего Новгорода 21 июля. Построенные «с великим поспешением» корабли оказались не готовыми к каспийским штормам, что и стало роковым препятствием для продолжения похода…

  После неудачного Прутского похода 1711 года Пётр I не желал рисковать — вступившая в период упадка, но всё ещё могущественная Османская империя оставалась главной силой в Закавказье. 13 мая 1722 года в доме Меншикова в Москве царь принял турецкого посланника Мустафу-агу и заверил его в желании сохранить заключённый в Стамбуле в 1720 году договор о «вечном мире». Государь объяснял: он отправляется на юг только для того, чтобы «укротить» взбунтовавшихся подданных шаха, которые перебили в Шемахе русских купцов и разграбили их товары. Резиденту в Стамбуле Ивану Неплюеву было указано: если турки спросят о возможных российских «присовокуплениях» в Иране, можно предложить им «объявить свои намерения» на этот счёт, чтобы в дальнейшем действовать «с общего согласия».

Екатерина I  Екатерина I. 1717 г. Портрет работы Ж.-М. Натье (Государственный Эрмитаж, С.-Петербург)

  В тот же день Пётр выехал из Москвы «сухим путём» в Коломну, где к нему присоединилась императрица Екатерина Алексеевна, а оттуда они уже вместе отправились на галере вниз по Оке на Волгу. Плыли весело — с гудошницами и бандуристом, а также «со вдовой Авдотьей Истленьевой, которая для увеселения их величества взята в Казани на галеру…»; при отпуске она получила за труды десять рублей. Царь в дороге успевал и заниматься делами: в Саратове встретился с калмыцким ханом Аюкой, у Тетюшей осмотрел верфи и другие предприятия, а также развалины древнего города Булгара — и развлекаться. Среди его расходов числятся «…коломнятенке посадской вдове… за свинью, которую загрызла собака Левик, полтина… баронов Строгановых человеку Максиму Гремзалову за две свиньи, которых травили собаками в Нижнем, дву рубли» (в Нижнем Новгороде государь отметил день рождения).

  19 июня император прибыл в Астрахань, где праздновал годовщину полтавской виктории. Собранные пехотинцы вместе с тремя батальонами гвардии на 10 июля 1722 года составляли 21 069 человек, а к 31 июля, моменту высадки на дагестанский берег, части насчитывали 18 602 человек — остальные находились «в отлучках», были больны или состояли при больных. Командование сводными «дивизиями» Пётр возложил на генерал-майоров М.А. Матюшкина, Г.Д. Юсупова, И.И. Дмитриева-Мамонова, Ю.Ю. Трубецкого, бригадиров В.Я. Левашова и И.Ф. Барятинского.

  Генерал-майор Гаврила Кропотов степью вёл на юг Московский, Архангелогородский, Рязанский и Ростовский драгунские полки; другой корпус под командой бригадира Андрея Ветерани включал Новгородский, Астраханский и Казанский драгунские полки. Двинулся в поход и Астраханский губернский драгунский полк. Всего конница насчитывала по списочному составу 10 064 человека (по подсчётам Военной коллегии на апрель 1722 года). С ними шли 12 тысяч украинских и 4 300 донских казаков; позднее прибыли 3 727 калмыков; однако не все они участвовали в военных действиях.

  Общая численность войск, предназначенных для участия в походе, составляла около пятидесяти тысяч человек, однако с учётом отставших и оставшихся в лагере (часть драгун Кропотова строили плотину на Сулаке и «транжамент») непосредственно в марше от места высадки до Дербента участвовало меньше сорока тысяч единиц регулярных и иррегулярных войск. Построенный флот должен был обеспечить переправу войск и снаряжения и снабжение провиантом на берегах Каспийского моря.

  Казалось, крах соседней державы близок. Афганский предводитель Махмуд с двадцатитысячным войском двинулся на Исфахан. Сражение при Гюльнабаде 25 февраля 1722 года закончилось разгромом шахской армии, в бою погиб один из её лучших полководцев — Ростом-мирза, брат Вахтанга VI. После этого Махмуд предложил шаху мир на условиях уступки Кандагара, Систана и Хорасана, выплаты контрибуции в 50 тысяч туманов и женитьбы Махмуда на шахской дочери. Когда эти условия были отвергнуты, завоеватели начали осаду иранской столицы, продолжавшуюся семь месяцев — с марта по октябрь 1722 года.

  25 июня Пётр I повелел российскому консулу в Иране Семёну Аврамову объяснить Султан Хусейну, что русский царь знает о начавшейся осаде Исфахана и идёт «к Шемахе не для войны с Персиею, но для искоренения бунтовщиков, которые нам обиду сделали». Пётр предлагал соседу помощь в изгнании «всех их неприятелей… ежели они нам уступят за то некоторые по Каспийскому морю лежащие провинции, понеже ведаем, что ежели в сей слабости останутца и сего предложения не примут, то турки не оставят всею Персиею завладеть, что нам противно». Царь предлагал немедленно прислать «к нам посла своего (с полною мочью, с кем о том договоритца), где мы будем обретаться у Каспийского моря».

  2 июля Пётр лично составил письмо Вахтангу VI о скорой встрече с ним «на персицких берегах». Император рекомендовал союзнику, чтобы «ваших народов христианя, которые под турецкою властию, ныне никакого б движения не чинили, дабы тем не привлечена была оная держава напрасно к затруднении сего от Бога благословенного дела». В «словесном приказе» отправлявшемуся в Грузию полковнику русской службы Борису Туркистанову (Баадуру Туркистанишвили) государь уточнил, что надеется встретить грузинское войско «на Тарках» или у Дербента.

Генерал-адмирал Федор Матвеевич Апраксин  Генерал-адмирал Федор Матвеевич Апраксин. Портрет работы И.Г. Таннауэра. 1710 г. (ГМЗ «Гатчина»)

  Три дня спустя был объявлен приказ Апраксина по войскам об «остережении» в еде и питье и условиях марша в «жарких краях»:

  «Об остережении чего надлежит остерегатца в сих жарких краях

  …в ядении рыб чинить по прежнему указу ныне как здесь, так и куды идём. Ещё болше остерегание иметь надлежит от фруктов ради их множества, так же от солёного, не токмо от рыбы, но и от мяса, чего ради оного с собою отнюдь не брат[ь], как на полторы или на две недели, кроме ветчины, которую употреблят[ъ] толко для навару, а так не есть, понеже когда на землю выйдем и марш землёю иметь будем в самые жары и в таком жарком климате, где запрещается веема всё соленое есть, понеже и от жару доволно жажды будет, колми же паче от солёного. Фрукты лутче не есть вовсе, но понеже того трудно учинить, того ради хоть и есть, но мало, а особливо остерегатца от дынь, слив, шелковицы и винограду, от которых тотчас может кровавой понос и протчие смертные болезни припасть. Маркетентерам запрещается все фрукты, тако ж всякую рыбу продавать и мясо, когда на землю выйдем, под наказаньем и вечною работою галерною.

  Тако ж смотреть, дабы никто от 9-го часа поутру до 5 часов пополудни без шляп не ходили и не сидели. Где кровли нет, тако ж чтоб не под кровлею и на голой земле не спали ж, но подстилали траву или камыш или иное что сыщетца толстотою не тоне пяти дюймов, а что толще, то лутче.

  В питье воды иметь надзирание, дабы не гораздо много пить, не в самую полную сыть. А наипаче в марше сие всё чинить. Афицерам самим для образу салдатом и салдат держать в сем правиле. А кто сие преступит, тот лишен будет чина своего или и вяще наказан будет яко преступник указа».

РГАДА. Ф. 9. Отд. I. № 30. Л. 190-190 об.

  15 июля в походной типографии был опубликован на «татарском, турецком и персидском языках» сочинённый бывшим молдавским господарем Дмитрием Кантемиром манифест. Он был обращён ко всем персидским подданным — как к «командирам», так и к «почтеннейшим имамам, и муазилам, и протчим церковным служителям, и в деревнях начальствующим и купецким людям, и ершам-башам и лавошникам, и мастеровым людям, и цементерам, и подмастерьям с их учениками, и всем». Российский император объявлял о цели похода: наказании «бунтовщиков» своего «великого друга и соседа», которые осмелились ограбить русских купцов:

  «…принуждены мы, прося и моля у Господа Бога победу на оных бунтовщиков и злодеев непобедимым нашим войскам, сами двигатца и, надеяся на Господа Бога (аще соизволит), что святыми и умирительными нашими ружьями таких злодеев, которые обоим сторонам похищение и вреды чинить причины давали, крепко наказав и отыскать сатисфакцию, к чему они достойны. Того ради пресветлейшего и высочайшего наилюбезнейшего нашего друга шахова величества, которые под его шаховою протекциею обретаютца, командующим начальникам и подданным каждой по своей вере и закону персианам, и ажемам, и армянам, и грузинцам или из других государств приезжих тех странам ныне пребывающим, всем чрез сие наше императорское милостивое обнадеживание истинно и твёрдо и праведно повелеваем, что вышеписанных провинциях жителям обретающим приезжим никому ниже единой убыток и трата учинитца, и самим им, и имением их, и сёлам, и деревням никто руку не положит, о чём для сего случая военачальникам нашим и всего войска как от ковалерии так и от инфантерии офицерам и другим командирам и всему войску генерально крепко приказано, и повелели, дабы никому ниже какого озлобления и похищения не чинили. И ежели в малом в чём кто обличён будет, и такие казнь и экзекуцию получать под таким кандициям, чтобы дабы и вы в своих жилищах и в провинциях по дружески пребывали, не опасались под грабежем вещей своих и имения из домов своих не вынашивая, не разбрашивали, и ежели иначе о противном поступке вашем услышим и уведомимся, а именно тем безсовестным, и хищникам, и многообидящим присовокупляясь или им явно и тайно помогать деньгами или провиантом воспоможение учините, или сего нашего императорского милостивого обнадеживания почитать не будете и из домов своих, и из деревень выезжая, побежите, то принуждены мы вас всех, в неприятельском счислении счисляя, немилостиво мечем и огнём на вас наступать, и сами вы побиты, а вещи и товары ваши ограблены и взяты будут, и в той вине или гневе вы сами останетесь, а на втором пришествии пред Господом Богом пролитых кровь на вас взыщится…»

Русско-дагестанские отношения XVII — первой четверти XVIII в.: документы и материалы.
Махачкала, 1958. С. 244-245.

Поход флотилии Петра I к берегам Дагестана
Поход флотилии Петра I к берегам Дагестана.
Из рукописи Ф.И. Соймонова «Экстракт журнала описания Каспийского моря»
(РГАДА. Ф. 181. On. 1. № 45. Л. 48а)

  18 июля 1722 года генерал-адмирал Апраксин поднял вымпел на флагманском гукоре «Принцесса Анна» и дал сигнал к выступлению. Флотилия (47 парусных кораблей, 241 островская лодка и 55 шлюпок) вышла в море. Император в последний раз вёл в поход свою армию. Наверное, в те дни он был счастлив, наблюдая запомнившуюся очевидцам картину ночного рейда у острова Четырёх Бугров, куда из Астрахани пришли военные и десантные корабли, «и вышед в море, стали на якорь, и в ночи было огненное видение от фонарей и стрельба из пушек».

  Пётр с супругой и губернатором Волынским шёл на боте лейтенанта Золотарёва; на других кораблях находились его спутники: неразлучный с государем кабинет-секретарь Алексей Макаров, формальный главнокомандующий походом Фёдор Апраксин; действительный тайный советник, выдающийся дипломат и по совместительству глава политического сыска Пётр Толстой. Царя сопровождали знаток восточных языков Дмитрий Кантемир и майор Преображенского полка Михаил Матюшкин — будущий командир Низового корпуса и завоёванных провинций.

Персидский поход 1722-1723 гг.  27 июля первые корабли вошли в Аграханский залив (ныне уже отрезанное от моря мелководное озеро Южный Аграхан). Нетерпеливый царь рвался на сушу. Гвардейцы на руках вынесли своего полковника по мелководью на песчаный берег, где он выбрал место для лагеря. После богослужения началась высадка. Корабли могли подойти к берегу не ближе 150 метров, и люди по пояс в воде переносили снаряжение и продовольствие. Чтобы обезопасить войска от возможного нападения, Пётр приказал построить укрепление — Аграханский ретраншемент. В тот же день на корабле генерал-адмирала Ф.М. Апраксина праздновали годовщины побед при Гангуте и Гренгаме. Государь был весел и вместе со свитой окунался в море со спущенных с корабля досок.

  Однако начало операции оказалось не таким уж безоблачным. Войска несли потери задолго до столкновения с неприятелем — уже в Астрахани от болезней скончалось 150 солдат. Намеченный график похода не соблюдался из-за задержки пересекавшей северокавказские степи конницы. Драгуны должны были прийти к Аграханскому заливу раньше пехоты и устроить пристань. Однако 30 июля Кропотов рапортовал, что встал лагерем у «Кизлярского озера» и быстрее двигаться не может: «Лошеди драгунские весьма худы от великих степных переходов и от худых кормов, а паче от жаров, от солёной воды».

  Лошади «повалились» и у украинских казаков, и в корпусе Ветерани. Бригадир должен был занять «Андреевскую деревню» (Эндирей, Эндери, или Андрейаул. — И.К.) — самое старое и крупное кумыкское селение между Тереком и Сулаком. Однако на двигавшиеся походным порядком полки на подходе к Эндирею напали тамошние владетели Айдемир и Чопан (Чапалав). После жестокого боя к вечеру 23 июля драгуны прорвались к селению и уничтожили его, но потеряли подполковника, четырёх обер-офицеров, ротмистра Чугуевских калмыков и 84 драгуна убитыми; 115 человек были тяжело ранены и 82 — легко. Пётр выместил досаду на неудачное начало операции на Волынском.

План Аграханского залива и его укреплений  План Аграханского залива и его укреплений (РГВИА. Ф. 846. On. 16. №1539. Л. 2)

  Позднее Артемий Петрович составил документ, озаглавленный им «Оправдание о персидском деле», где доказывал, что «принесено на меня, бутто я причиною был начинанию персидской войны», напрасно, поскольку невозможно было противиться страстному желанию Петра I в Азии «везде славу свою показать». Бывший астраханский губернатор рассказал о том, как во время купания в море при высадке у берегов Дагестана не захотел лезть в воду, «поупрямился в том, понеже тогда был припьян, и тем своим упрямством его <величество> прогневал». По словам Волынского, Апраксин и Толстой направили гнев Петра, узнавшего о потерях Ветерани, на него — якобы он неверно информировал о трудностях и возможном сопротивлении. Разошедшийся государь, писал Артемий Петрович, «изволил наказать меня, как милостивой отец сына своею ручкою», а потом уехал с адмиральского корабля на свой, вызвал к себе губернатора «и тут гневался, бил тростью, полагая вину ту, что тот город (Эндери. — И.К.) явился многолюднее, нежели я доносил». От дальнейших поучений «милостивого отца» Волынского избавила царица Екатерина…

  Однако ускорить события царская дубинка не могла. В аграханском лагере войска простояли неделю, ожидая Ветерани — тот со своими драгунами подошёл только 2 августа, но людям и лошадям нужно было дать отдых. 3 августа из аграханского лагеря к Вахтангу было отправлено новое письмо, которым император извещал союзника о своём прибытии и планах: «…идём к Таркам, а оттуды пойдём к Дербеню и к Баке». Пётр надеялся, что Вахтанг совершит удачный «поиск» против Хаджи Дауда, и рассчитывал на скорое «случение» с грузинским войском «между Дербени и Баки».

автор статьи И.В. Курукин
книга серии «Ратное дело» (2015)

назад      в оглавление      вперед

КОММЕНТАРИИ

1
Вахтанг VI (1675-1737) — наместник (1703-1711) и царь (1719-1724) Картли — области в центре и на востоке Грузии. Рассчитывал с помощью России освободить Грузию, сумел создать относительно боеспособное войско; под его руководством был подготовлен свод законов — «Уложение царя Вахтанга», которое действовало на всей территории Грузии, а некоторые его нормы применялись и после присоединения Грузии к России. В 1709 году по инициативе Вахтанга в Тбилиси была основана первая грузинская типография, в которой вместе с церковными книгами печатались учебники и была издана поэма Шота Руставели «Витязь в тигровой шкуре» с комментариями самого царя.

Персидский поход 1722-1723 гг.

Поделиться: